Страница ОЛЬГИ БЛИНОВОЙ — http://oblinova.narod.ru
о себе новости статьи поэзия песни отзывы контакты связь

ВПЕРЕД суббота 12 февраля 2000 года
№ 16 (13549)
муниципальная общественно-политическая газета Сергиево-Посадского района издается с 23 июля 1918 года

ЗЕМЛЯКИ


Загадка
Веры
Евдокимовой

Е
СТЬ какая-то загадка в этом человеке — Вере Ананьевне Евдокимовой.

В ее — предельно естественном — облике соединено не очень-то соединимое.

Поэт — и математик. Прозаик — и математик. Поэт, прозаик и математик — и прекрасная мать троих детей.

Высшая степень серьезности, ответственной сосредоточенности — и юмор. Можно бы сказать — ирония, но ирония не всегда в ладу с добротой, а здесь — в ладу.

Доброта — и высокая планка требовательности к себе и другим.

Но не только в этом, вместе взятом, загадка. В чем же, если всю свою жизнь она описала сама: в стихах, рассказах, очерках?

Да в том, что и там ее, Веры Евдокимовой, не так уж много. Там очень много о других людях, тех, в кого она словно переселяется, когда пишет, душой...

И снова неточно. Слишком сильна сдержанность, чтобы сказать: душой. Да, поэт присутствует: в особой остроте зрения, в воспроизведении детали, не видимой «простым» глазом, в редкостном (в нашем ныне обедненном языке) слове... Но прежде (или рядом с поэтом?) — всегда исследователь. Математик! Документальность. Фактура. Насыщенная реалиями времени, подробностями быта — назвать это художественной обработкой рука не поднимется. Слишком подлинно.

И всегда очень сдержанно. Хотя все, что у нее о других — это все о ней.

Вот что говорит о ней руководитель литобъединения «Свиток» Владимир Сосин:

— Муза Веры Евдокимовой не поражает экстравагантными зарубежными нарядами, не увешана драгоценностями. Она представляется мне будничной женщиной с натруженными руками, усталым лицом. Сначала меня это возмущало, я советовал ей брать ярче краски, броские рифмы... Хорошо, что она мои советы не приняла. Ее стихи сродни нашей великолепной русской прозе, она — эпик, и, если бы она представила вместо стихов свою прозу, то была бы принята в члены Союза писателей с неменьшим успехом.

*  *  *

А память ищет в красках давних
одни счастливые тона.


Своей родиной она считает Солигалич, куда приехали работать отец и мать, землеустроители. Солигалич, «с целебной его тишиной», «с бесценной своей стариной», станет потом вечной ее ностальгией. Вера Евдокимова поистине родом из детства.

Из голодного военного детства. В свои шесть лет — старшая из четверых детей. Отец ушел на войну. У мамы на сельхозсубботнике искалечило правую руку. Детей — хотя бы младшую — отдавать другим отказалась: «пока жива — будем держаться».

Воспоминания Веры о детстве — блики огня от печки, возле которой мама читала им книги. Пропуская места, где было про еду.

— «Путешествие Нильса с дикими гусями» перевернуло мою жизнь. Стала видеть природу, птиц, зверей, травинки.

Первое впечатление от красоты слова — когда мама читала Есенина.

...Есенина, тогда запрещенного, мать читала им наизусть. Потом Вера нашла в чулане тетради с переписанными его стихами, ей велели молчать.

...Еще было: «Мама, не буди, пусть доснится стихотворение!»

Еще было (такое дали в школе задание) переведенное с немецкого «На севере диком». Девочка из класса крикнула: «Ой, лучше, чем у Лермонтова!» Учительница от этого почему-то впала в ярость... А перевод был и вправду хороший.

Первое стихотворение было написано вместе с братом: «Ехал Давыдов ночью, голод мучил его».

Голод — сквозная нота детства. Она никогда не забудет «глинистую тяжелую массу» военного пайкового хлеба. Не может забыть — есть об этом стихотворение — уху, которой однажды накормила всех детей дома соседка. Но есть и рассказ, как те же голодные дети не смогли есть поросенка Ваську. Потому что он был единственным четвероногим другом, был для радости, для души. «После этого она долго не могла есть мясных блюд».

Приоритет духа — вот что было в семье. И тяга к словесности — у всех. Выпускали семейные альманахи. Стихи писала мать, прозу — отец.

— Как же вышло, Вера Ананьевна, что вы стали математиком?

Отвечает (с ее замечательной улыбкой, умной и доброй):

— Влюбилась. В учителя. Все мальчишки ко мне бегали... за решением задач.

И добавляет:

— Брат, моряк, окончил Литинститут. И все мои сестры и братья — гуманитарного склада... и все технари.

Дополним: дети кончали школу с медалями. А отец (вернувшийся с войны без ноги) сказал: «хоть я буду в рваных штанах ходить, но они будут дальше учиться».

И Вера поехала в Москву.

«А память жизни помудрее, она из детства заберет одни счастливые трофеи, чтоб путь не застили вперед».

Вот одна из разгадок натуры.

*  *  *

Крушил нещадно души слабые,
вершины сильным открывал.


Эти строки Веры Ананьевны — о мехмате МГУ, куда поступила она чудом, совершенным ею самой: бедно одетую девчонку из глухомани не хотели даже допускать к экзаменам на этот факультет (а их надо было сдать подряд восемь). Права сдавать она добилась, пройдя все инстанции. На физике «валили» всех, она первая вышла с пятеркой. Экзаменатор потрясенно спросил: «Какую школу вы кончали?» «В Солигаличе». «А это где?»

Ей бы рассказ об этой поступательной эпопее написать, со своих же устных слов, очень смешной бы вышел. А ведь дело-то было серьезное...

После мехмата предложили несколько мест — в Москве. Но надо было помогать родителям вытягивать младших, нужна была работа с жильем. Так она оказалась в Загорске, на Новостройке.

*  *  *

Корпускулы, волны, кванты —
кто знает, в чем здесь секрет.
Но формулы и константы
нам не опишут свет.


Чуть не единственные строки Веры Евдокимовой, куда проникли научные термины. Здесь же и сказано, почему.

Но дадим сначала слово друзьям и знакомым, ее согражданам по второй родине — Новостройке.

«Необыкновенная женщина пришла в наш отдел. Она обсчитывала гидравлические схемы — то есть должна была знать физику, математику, гидравлику. Мы все к ней бегали: ходячая энциклопедия! У нее много изобретений, четыре научных статьи. Она лучше всех играла в шахматы!»

«Светлая аура и жажда жизни создается при виде Веры Ананьевны».

Вера Ананьевна ЕВДОКИМОВА

«Я обращаюсь к ее стихам как к светлому источнику, их можно как рецепты прописывать. Я очень горжусь, что с ней знакома».

«Не было в нашем КБ личности ярче и добрее. Она особенная».

Стихотворные посвящения, капустники, отдельская газета, тосты, оды, поэмы ко всем праздникам и юбилеям — только по этим (ею самой уже позабытым) шуточным творениям можно теперь восстановить многое из истории КБ.

«Желаю во всем настроенья, успеха; чтоб ноги в движенье не стали помехой». — Имеющий голову да оценит! Или, уже попроще: «Мой миленок — не листажник, хоть и светла голова. На штаны себе однажды заработал он едва».

...А еще были лыжи — и ночью, и в 25 мороза, и с подругами, и в одиночку.

— Иду как-то раз одна по лыжне, темно. А за мной... волк ползет. Палкой замахнусь — приляжет, пойду — снова ползет... Мы тогда часто волков слышали. Так и дошла, так и не знаю (улыбается), кто это был.

...Так и видишь по ходу ее рассказа: темень, снег и этого ползучего собаковолка.

А еще был бассейн, куда она пришла, как только он открылся и куда ходит уже двадцать пять лет, вставая для этого в полшестого утра. Для справки: у Веры Ананьевны врожденная водобоязнь. — Еще одна разгадка натуры.

— Когда пишутся стихи? Когда стираю... когда иду на лыжах... а лучше всего писалось после сорока, когда родила третьего и начала бегать, и стала чувствовать себя как в двадцать...

У нее был выбор: диссертация или третий ребенок.

«Любая мать, на долю которой выпадает такая участь, — ждать в палате ребенка, которому сделали укол и унесли в операционную, и потом, когда отходит наркоз, стоять на коленях возле его кровати, гладить, уговаривать, отвлекать, глотая слезы, — поймет, как тут важна поддержка. Душевная».

Это из очерка Веры Евдокимовой, которым она спустя много лет поблагодарила хирурга, оперировавшего ее сына. Очерк «Да не иссякнет в людях доброта», опубликованный в 95-м году в газете «Вперед», получил на конкурсе первую премию.

А тогда... Тогда двое старших прибегали под окна роддома, весело рассказывая, какими вкусными бутербродами их кормит отец.

А до этого они часто прибегали к воротам проходной НИИхиммаша — встречать после работы мать. «Как же они тебя любят!» — говорили ей.

Старшие стали хорошими учеными, биологами (вот когда аукнулись Нильс с дикими гусями и любовь матери к природе!) Дочь могла бы стать скрипачом, были большие способности, но нравы в московских вузах со времен абитуриентской эпопеи Веры Ананьевны изменились сильно...

— Я так люблю музыку! И мечтала еще в университете: хоть бы у меня родилась дочь и пусть бы играла на скрипке!

Сбылось. Оба старших окончили музыкальную школу.

А младший (которого вообще-то по здоровью в армию могли бы и не брать) отделывался от дедовщины... стихами для дембелей.

Мужа, Виталия Дмитриевича, с которым прожила тридцать шесть лет в любви и согласии, Вера Ананьевна потеряла совсем недавно.

— Он все умел и во всем меня поддерживал. Он был хороший, опытный испытатель... Иногда по три пуска в сутки... ядовитые компоненты, гептил — это его догнало. До шестидесяти восьми не дожил.

...В творчестве Веры Евдокимовой ее непосредственная работа на секретном космическом предприятии никак почти не сказывается. Можно только привести еще две цитаты.

«Постойте! Впервые за тысячи лет случайной ошибке цена — катастрофа».

И (не была бы она собой, если б не написала этого) в стихотворении «Рерих»:

«Я не первый! Здесь был художник! — Космонавт сказал изумленно».

*  *  *

Зачем же спешу я на звуки
мелодии трудной моей?


— Первую литературную премию мне дали не за стихи, за прозу. В газете «Пламя» (Новостройка). В виде серебряных ложек. Больше (в голосе улыбка) таких премий мне никогда не давали.

...Можно перечислить немногое опубликованное: краеведческие очерки и стихи в газетах «Вперед» и «Зеркало», подборка стихов в мало кому известном московском альманахе «Странник», в антологии поэтов Сергиева Посада... можно собрать отзывы, устные и письменные известных поэтов и просто ценителей словесности...

Но:
«Мои запоздалые песни!
Кому вы сегодня нужны?»

— Вера Ананьевна поражает меня своим терпением. Потолок наш — районная газета. Другой давно бы бросил писать, — сказала на авторском вечере Евдокимовой в клубе «Космос» Л.Д. Тихомирова, тоже поэт.

Не в терпении все же тут дело. А в самой загадке этой женщины.

Еще понятно: боль за «дедовские погосты», углубленность в историю рода, в котором: «родных оплакать — как найти могилы, у какого дерева, куста?»

Еще понятно: вечная ностальгия человека, уходящего всеми корнями души в свое детство, свою «малую» родину:

«Но здесь кричат знакомые грачи, здесь предки проложили древний волок, земля родная, где лежат отцы...»

Еще понятно стремление свести воедино разбредшиеся тропы близких людей, связанных кровно и духовно...

Но что подвигало ее скрупулезно исследовать историю исчезнувших деревень Самойлово и Малыгино близ Новостройки (очерк «Под сенью лип»), восстанавливать — словесно, дословно — уклад, быт, занятия людей — время, «когда даже овраги имели название», храмы, где еще видны «потемневшие от человеческого невнимания ангелы?»...

Я заметила: всех людей, во втором и третьем лице она называет строго по имени-отчеству.

Я вдруг поняла: в любом своем жанре она — летописец.

Любимые школьные предметы: литература, математика, история — все нашли воплощение. В одной личности.

Но и это не стало разгадкой.

Да, рассказ (а может, и маленькая повесть) «Поповна» (тоже неопубликованный) — настоящий слепок века.

Но саму Веру Ананьевну никак не отнести к веку минувшему. Вообще ни к чему минувшему!

«Что наши судьбы в океане звезд? Но не спасает это утешенье. И о конце останется вопрос открытым для любого поколенья».

Постоянное сопоставление, совмещение времен, постоянное движение мысли, невозможная для большинства человеческих индивидов работа обоих полушарий: образного и аналитического — и никакого противоречия между, и поиск неизменный — внутри, и такая естественная сдержанность — внешне.

И при этом:

«Не потому ли на мученья душа в конце обречена, что не исполнил назначенья, а чаша выпита до дна?»

Если спросить ее о любимых писателях, ответит: Николай Рубцов, Виктор Астафьев — и это будет абсолютно соответствовать всему в ней. Но она добавит с улыбкой:

— И обожаю Сергея Довлатова!

Если спросить о любимой музыке, скажет: Бах. Добавит: когда был патефон, пластинок Баха еще не было. Чайковский, Бетховен, Григ... Моцарт долго казался легковесным, потом его поняла.

Вечная, неизменная, неутомимая, неумолимая работа души — может быть, это разгадка?

А может, все же не вся.

Ольга БЛИНОВА.

Страница ОЛЬГИ БЛИНОВОЙ — http://oblinova.narod.ru
о себе новости статьи поэзия песни отзывы контакты связь