Слушай бессмертие

Предисловие к повести Надежды Коган и Татьяны Коняевой "Счастлив, кто посетил сей мир"

Начнем с того, что эта повесть из потока нынешней литературы выделяется.

Казалось бы, чем? В "минуты роковые" (растянувшиеся в отдельно взятой стране на десятилетия) инструментовкой данной повести не воспользовался только ленивый или вовсе невежественный литератор.

В грамотной поголовно стране, где после дарования сверху свободы книжный поток хлынул бесконтрольно... стало, по сути, нечего читать.

Криминальные и любовные романы? — Убогий язык и радужным пузырем выдутый сюжет. Проза лучших журналов, отмеченная "Букерами" и "Антибукерами"? — Надрывная ностальгия, углубленность в камерного себя, где, понятно, залежи богатств, на которые почему-то мало кто зарится. Оттого и скорбь.

Скорби хватает всем.

Не хватает света.

Ни вовне, ни внутри.

Звучание этого произведения — свет.

Дифирамбы неуместны: первая проза поэта не может быть художественно совершенной. А Надежда Коган — поэт. Поэт переходит к прозе, когда накопилось то, что в стих не уместишь. "Накопилось" — неточно. Собралось, сконцентрировалось, соединилось — в мысль. Мысль созидательную.

...есть две силы: созидание и разрушение. Они борются в каждом человеке и человечестве, — говорят герои повести.

...и есть главная цель человечества — постижение знаний.

Именно постижение, потому что:

Было дано могущество — разрушили по неведенью — "и остались у человечества только воспоминания о Золотом веке, о древе познания Добра и Зла да о потерянном рае". — ... строки повести, в которых суть.

Когда человек дозревает — нравственно — до полученного им знания — только тогда ему дарован свет.

Путь к свету — личностный рост. Автор приемлет любой способ духовного роста: будь это религия, будь это познание мудрости веков, заключенное в древних книгах, будь это вслушивание в генетическую память и развитие своих запредельных (или беспредельных?) способностей — лишь бы это служило чести и свободе, а не богатству и власти, уничтожающим личность.

Всеблагие призывают на пир Собеседника — не слугу, не двуногую пешку в игре земных и космических сил. Собеседника — для сотворчества, сотворения этого мира.

В повести обаятельно воспроизведено умонастроение "технической" интеллигенции 70-х — 80-х, обширной социальной группы с ее языком и духовными приоритетами. Это, можно сказать, историко-художественный документ, переданный не фактурой, а тканью повествования.

Пора, наконец, сказать, почему до сих пор из двух авторов повести речь шла об одном.

То есть одной.

Одной — написано. Другой — рассказано. Одной замечательной женщине удалось вызвать в замечательной другой память о прошлом. (О предыдущем и предстоящем?) Можно называть это психотерапией, можно обзывать магией (то и другое неточно), а можно — взаимодействием двух творческих натур. Бесспорно одно: повесть разделена на два пласта, стилистически совершенно разных.

Вернемся к обмолвке в начале: реминисценции из Булгакова и Стругацких, смешение фантазии и реальности — этого из нынешних литераторов мало кто избежал. Так же как упомянутые гиганты нашей литературы не избежали в свою очередь влияний: кто Гоголя, кто Хемингуэя, и даже того и другого в причудливом синтезе.

Но если у Стругацких "эволюционно избранные" уходят от дел земных, то здесь избранничество — это "передай дальше". Так в кульминации повести: у каждого нравственно возросшего (себя взрастившего) героя происходит запредельная встреча с человеком, единожды, изначально излучившим в его жизнь Свет.

Тогда и становится возможным сказать:

— Смерти нет.