Она была мне — второе «я».
Мой дальний друг, мерило, судья.
Но в беды ее — за други своя —
Всегда появлялась я.

Мы небо видели с двух сторон:
Она-то — звезды, а я — ворон
(Других пернатых с давних времен
Не пело в моих краях).

Она жила на вышней горе.
А я в болоте, глухой дыре.
Ей сверху виделись спады рек,
А мне-то — исходы рек.

Великих и малых рек.

Она — известнейший астроном
(Лондон, Адриатика, Нотр-дом)
Она блистала своим трудом
Духовным — во многих местах.
А я — ничтожнейший агроном
(Какой в торфяниках агроном?)
Но нам один звучал метроном,
Звучал, стучал один метроном
В моих болотных кустах.

Так мне казалось в бурях низин:
Они не глуше ее вершин,
А наши души — почти один
Стояк на хмуром ветру.
А что барахлит ее организм
И шатче чучела мой оптимизм —
Такие, как мы, не мрут.

Она умела так рисовать
(А я-то разве строки паять) —
Ее картину — всего одну —
Вовек не увидит мир
(Картина эта теперь моя)
Я ей сказала:
«Вот это — я.
Роскошный тополь в крымских краях,
Сбоку — сарай, прямо — дорога, слева — сортир.
Вот это дерево — я».

Картина эта давно при мне,
Она мне больше, чем свет в окне,
Она мне светит ярче окна. —
Она. Одна.